Инсайты в психотерапии

инсайты в разных направлениях психотерапии (символдрама, арт-терапия, соматопсихотерапия)

Инсайт (от англ. insight — озарение, прозрение) — это состояние, в котором человеку внезапно приходит решение насущной задачи или новое видение ситуации. Такое состояние часто называют озарением и, благодаря ни с чем несравнимому яркому эмоциональному сопровождению, часто относят к области чуда.  В концепции аналитической психологии Карла Юнга, инсайт может рассматриваться как проявление интуиции, одной из четырёх основных психологических функций, определяющей отношение человека к самому себе и окружающему миру и, как следствие, к способу принятия им жизненно важных решений. Юнг в 1945 г. в письме Ольге Фрёбе-Каптейн заметил, что opus, работа души, включает в себя три составляющие: «инсайт, терпение и действие». Психология, заметил он, может помочь лишь испытать инсайт. Потом человеку нужна моральная сила, чтобы сделать то, что он должен, а также терпение, чтобы выдержать последствия своих действий.
 

Аналитическая терапия (работа с Тенью)

Инсайт далее описывает концептуальное понимание, которое может быть отмечено опытом “ахха”, наряду с самооценкой, когда мы возвращаем аспекты “я”, которые мы проецировали на других. Например, Энн и Барри Уланов описывают человека, у которого был повторяющийся кошмар, в котором женщина смертельно ранит его. Пугающие воспоминания оставались с ним в качестве подтверждения его веры в то, что женщины опасны для мужчин. Он сказал: “Они пронзают твое сердце, они тебя достают, а потом они покидают тебя”. Благодаря работе над этим образом он постепенно раскрыл эмоциональную тему своей ярости по отношению к женщинам. Когда он, наконец, смог признать свою ненависть, он начал видеть, как разыгрывал ее в своей жизни в завуалированной форме пассивного удержания. Хорошее начало, хотя может быть и так, что единственный инсайт не обязательно приведет его к отказу от привычного поведения удержания. Такое изменение, вероятно, потребует еще одного раунда кошмаров, снов наяву или конфронтации с мстительными женщинами, чтобы принести горячую страсть гнева в его чувственное осознание, короче говоря, даймоническому эпизоду необходимо будет вступить в изменение поведения. (1)

Работа со сновидениями в юнгианском направлении

Пример: Ветерану вьетнамской войны, который был священником на военной базе, на протяжении десяти лет после участия в боях снился один и тот же сон. В сновидении он находился во Вьетнаме, на базе, куда после полудня возвращались вертолеты с ранеными и убитыми за этот день. Он услышал звук приближающихся вертолетов, пошел в часовню и достал необходимые ритуальные предметы, чтобы совершить последние обряды по убитым солдатам-католикам, после чего собирался зайти в госпиталь. Находясь уже перед самой дверью, он каждый раз в этот момент пробуждался. (Повторяющийся ночной кошмар или травматическое сновидение, в котором травмирующие образы внезапно завершаются моментом заблокированности.)

Комментарий: Сновидящему в этом повторяющемся сне никогда не удается пройти через дверь. Однажды, несколько лет назад, находясь в бодрствующем состоянии, он услышал над головой звук вертолета и вошел в транс, после чего его начало преследовать сновидение. В результате он заболел диабетом, считая причиной болезни неоднократные пробуждения по ночам. Таким образом он предохранял себя от повторения ужасного кошмара. Автор этих строк провел с ним направляемое возвращение в сновидение, после чего священник полностью излечился от своего кошмара и восстановил нормальный сон.

Возвращение в сновидение: Ветерану войны предложили закрыть глаза и войти в медитативное состояние, а затем увидеть и заново пережить свой сон. Он сделал это, снова пошел в часовню, когда на базу возвращались вертолеты с убитыми и ранеными. Подойдя к двери, он заколебался. В это время ему был задан вопрос, не хочет ли он войти в эту дверь и описать, что увидит. Он решительно открыл дверь - в комнате было много раненых, перебинтованных солдат, а также врачи и медсестры. Когда он вышел из комнаты, ему предложили снова вернуться туда и сосредоточиться на самом важном. Взор сновидящего остановился на человеке, перевязанная голова которого лежала на столе. На раненом был католический крестик. Священник попытался немного сдвинуть повязку, чтобы заглянуть в лицо этому человеку и попробовать узнать его, но врач посоветовал не трогать бинты, иначе мозг солдата мог выпасть. Но священник уже узнал раненого - он беседовал с ним двумя неделями раньше. Солдаты разговаривали между собой о том, что скоро они смогут вернуться домой, и человек, лежавший сейчас с перебинтованной головой, показывал священнику фотографию, на которой были его жена и маленькая дочь. Он так и не вернулся домой - умер на глазах священника, совершившего над ним все необходимые обряды. Это и была та травма, которая отпечаталась в бессознательном, снова и снова напоминая о себе пугающим сновидением. Для завершения процесса возврата в сновидение мы предложили сновидящему увидеть, как он возвращается в часовню и беседует с Богом. В конце концов он задал Богу вопрос: "Почему Ты допускаешь все это в созданном Тобой мире?"

Комментарий: После возвращения в сновидение мы беседовали со священником, и я объяснил ему, что тем или иным образом он должен согласиться на присутствие зла в его картине мира. Если не делать этого, то происходит блокирование пережитого ранее ужаса, что и случилось с ним. Его душа стремилась исцелиться и, чтобы ускорить это, посылала кошмарные сновидения. Проведенное в условиях поддержки и помощи столкновение с травмой привело к исцелению. Сновидящий не мог объяснить себе замысел Бога, но принял существующую реальность. Если бы ничего не было сделано, гноящаяся рана в душе так и осталась бы там навсегда. Ответа на вопрос "почему" не было, была только готовность признать существующее положение вещей. (2)

Телесная терапия

Я вспоминаю один драматичный случай, когда страх парализовавший жизнь человека, был, наконец, высвобожден. На одном из моих семинаров в Эсалене присутствовал мужчина, который умел говорить, но был не в состоянии произнести ни одного естественного звука. Он был совершенно заторможен и хранил молчание, в то время, как остальная часть группы стонала, кряхтела, напевала и кричала. Как то я делала ему массаж, работая на д тем, чтобы снять напряжение в его теле, я заметила шрам в паховой области, который сильно пульсировал. Я положила на него руку и попросила мужчину вдохнуть и выдохнуть в мою руку. Он прислушался. Внезапно он запрокинул назад голову и издал душераздирающий крик. После этого жуткого вскрика он потерял сознание. Я накрыла его, чтобы ему было тепло и наблюдала за ним. Когда он пришел в себя, то пульсация исчезла. Он рассказал мне, что пульсация рядом с пахом продолжалась пять лет после возвращения из Вьетнама. Там ему в пах воткнули штык: он видел приближение удара, но застыл в ужасе и не смог закричать. Настоящие солдаты не кричат от боли. В итоге ему пришлось годами носить в себе этот подавленный крик, и этот крик страха, заживо погребенный внутри него, заморозил не только его голос, но и все его эмоции. (3)

Символдрама

17-летний гимназист, родившийся и выросший в ГДР, после переселения, вместе со своей семьей, в ФРГ заболевает на фоне аутистического пубертатного кризиса.  Врачи подозревают у него начинающуюся гебефренную шизофрению, что нельзя полностью исключать. Неразговорчивый, замкнутый и с застывшим лицом он рассказывает, запинаясь, историю своей жизни. Он жалуется на резкие головные боли, органическую причину которых установить не удается. Будучи до переселения довольно хорошим учеником, в новой школе он оказывается полностью несостоятельным. Симтомы появились 4 месяца назад, сразу же после переселения.

В Кататимном переживании образов спонтанно появилась пещера у подножия горы. Я попросил пациента понаблюдать за входом в пещеру на расстоянии (как мы обыкновенно делаем, работая с мотивом опушки леса). Спустя некоторое время оттуда вышел великан со свирепым лицом, похожий на духа Исполиновых гор Рюбецаля. Однако он в нерешительности останавливается у входа в пещеру и, в конце концов, подает пациенту знак подойти к нему. Я побуждаю его последовать за великаном. Тот ведет его в пещеру и показывает ему там свой собственный мир: ландшафт с рекой, с виноградниками, кладовыми и хлевом полным коров - почти что маленький, роскошный рай. Я советую пациенту спросить великана о причинах его ухода от мира. Великан отвечает, что бежал сюда, потому что его сторонились и потешались над ним.

На следующих трех сеансах переживания образов, длительностью по 50, минут я побуждаю пациента вывести великана из пещеры обратно в мир людей. Сначала великан встречает крестьян на поле. Преодолев скованность (сопротивление), он был готов помогать в работе. Входя в близлежащую деревню, он сначала в нерешительности остановился. Я прошу описать мне детали и побуждаю великана войти. Потом он совершает более продолжительные прогулки по деревням и городам. Всякий раз, когда появляются скованность, страх или боязнь, я прошу описать эти состояния и даю подбадривающие указания. В ходе этих экскурсий образ великана раз от разу уменьшается. Один раз, сжавшись до размеров ребенка, он улегся в детскую кроватку пациента в его прежней квартире. Я даю ему отдохнуть. С еще большей энергией и силой он вскоре вновь появляется среди работающих крестьян.

На третьем сеансе пациент сообщает о примечательном синхронном преобразовании. В то время как прежде река была тесно зажата двумя скальными мысами, теперь они расступились. Вдоль ничем не стесненной реки протянулась широкая дорога, а рядом появилась гостиница. В плане нарушений общения и трудовой деятельности пациента мне теперь кажется важным распространить этот процесс также и на более оптимальное поведение общения. Великану, который тем временем сжался до размеров нормального человека, я советую в КПО наняться коридорным в гостинице. Там ему встречается много людей, которые приходят и уходят, а он им помогает. В этих ситуациях, которые воспринимаются пациентом на полном серьезе, великан завоевывает доверие. Живущий прежде в уединении и никем не признанный великан становится человеком, который принимает на себя хотя и скромную, но все же уважаемую и социально нужную роль. 

После четвертого сеанса пациент сообщает, что головные боли почти совсем исчезли. Психически он теперь не только производит впечатление более открытого, более разговорчивого и эмоционально более раскованного человека, но и впервые установил более близкие отношения со сверстниками в своем новом классе. Вскоре после этого он даже участвовал в федеральных спортивных соревнованиях и опять начал приносить домой хорошие оценки.

В этой экстремально короткой психотерапии прежде всего ясно отразились аутистичная замкнутость и далекие от жизни ожидания пациента, связанные с желаниями всесилия и всемогущества (великан), а также с отказом от столкновения с конкурентами. Несмотря на это, все же удивительно, что за синхронным преобразованием в КПО (река) вскоре следует непосредственное изменение реального поведения. Клиническая картина при первом обследовании была довольно примечательной, тем более примечательно было изменение поведения благодаря психотерапии. Знакомый с психоанализом человек видит, что здесь затрагивается только совершенно определенная часть незрелого Я проходящего пубертатное становление пациента. При этом, однако, явной коррекции одновременно подвергаются его объектные отношения.

Возникшая ситуативно в результате смены социальной среды (переселения) реакция оставалась после проведенной психотерапии компенсированной в течение года. Потом молодой человек обратился вновь в связи с предстоящими ему экзаменами на аттестат зрелости, а именно - с легким психогенным параличем руки. Глубоколежащие части конфликтной проблематики пациента, конечно же, не могли быть проработаны за 4 сеанса. Но, к сожалению, он не был мотивирован продолжить психотерапию по методу КПО. 

Для полноты следует отметить, что продемонстрированный в данном примере трансфер изменения поведения на уровень реальной жизни ни в коей мере не происходит всегда и столь непосредственно. Чаще внешняя адаптация отстает, или же шаг за шагом можно видеть только небольшие частичные результаты, которые в течение длительного времени могут вообще не наступать.

Подобные клинические примеры непосредственной реакции на символдраму имеют высокую степень очевидности. Но этим, однако, еще ничего не сказано о психодинамических процессах и о том значении, какое они имеют для желаемого клинического процесса исцеления. (4)

Арт-терапия

Этот пример показывает, каким образом пациентке удалось посредством создания пастельного рисунка дать выход подавляемому ею чувству гнева. Джоан — высокообразованная женщина тридцати с лишним лет. Она замужем и имеет шестерых детей. В детстве она страдала от эмоциональной запущенности и неоднократных сексуальных домогательств со стороны старших братьев. Ей выставлен диагноз диссоциативного расстройства, осложненного посттравматическим расстройством. В ходе лечения у Джоан проявились сильно выраженные регрессивные тенденции, а при использовании глины возникла сильная эмоциональная реакция. При этом Джоан пыталась сдержать чувство гнева, в результате чего произошла его соматизация. Она держала глину в одной руке и все время ее мяла. Ее пастельные рисунки были аморфными и лишенными каких-либо образов. Пытаясь передать воспоминания о травматичной опыте детства, она создала очередной рисунок и рассказала о том, что произошло с ней в 15 лет. Однажды зимой она отправилась вместе с отцом и братом кататься на снегоходах. Из-за выпавшего накануне большого количества снега она с трудом справлялась с управлением, и ее отец из-за этого очень разозлился. Она изобразила эту сцену, нарисовав себя в виде маленькой фигурки, затрянной среди заснеженных холмов. Красное пятно в правом нижнем углу символизирует гнев ее отца. Она поместила маленькую фигурку внутрь черного, обозначающего защиту круга. За пределами круга она нарисовала красную молнию, символизирующую ее гнев и обиду на отца, однако молния была расположена в стороне от маленькой фигуры. Понимая, что это указывает на неспособность Джоан принять свой гнев, психотерапевт попросил ее изобразить это чувство. Джоан создала пастельный рисунок, покрыв бумагу толстым слоем пастели, что указывало на переживание ею сильных чувств, которые она, однако, не позволяла себе выразить. Описывая этот рисунок, она отметила, что ощущает, как чувство гнева проходит через ее тело, проникая в каждую его клетку и заставляя пульсировать сосуды. Рисуя пастелью, она прилагала большие усилия. Этот рисунок свидетельствовал об интенсивности ее переживаний и позволял ей убедиться в их реальности. В дальнейшем Джоан смогла достаточно успешно выразить чувство гнева. Работая в группе в течение года, она все более успешно передавала его как в изобразительной работе, так и в ходе обсуждений. (5)

Соматопсихотерапия

Вот один из характерных примеров диалога. Энергичная женщина с эпилептоидным радикалом в характере (сильный подбородок, ниспадающая челка густых волос) ощущает кол в спине после ссоры с сыном. Этот “кол” (как от лопаты) входит на 4 см.

— Что он пытался поразить своим ударом? — уточняю я.

(В данном случае с уверенностью можно говорить не о намерениях сына, а только об одном: женщина ощущает себя пораженной. Кроме того, незадолго до этого она видела сон, в котором сама кидала топор в мужскую спину. Фоном для описываемых событий служат семейные проблемы: пациентка и ее муж затрудняются найти общий язык).

— В каком направлении указывает острие? — уточняю я.

— Он пытался поразить мое возмущение его поведением. Острие указывает в направлении возмущения.

— Что это, по ощущению?

— Темный шар в передней части груди.

— Возможно, если бы вы хранили другое состояние, у него не было бы основания поражать вас?

— Да, вполне возможно.

Дальнейший разговор посвящен не разбору действий сына или мужа, а способам реагирования самой “пораженной”. Кроме того, необходимо освободить спину пациентки от “указателя” ее проблемы. Когда проблема попадает в фокус внимания, указатель на нее, сослуживший свою службу, может быть “отпущен”.

 Аналогичные ситуации бывает в случаях поражения самолюбия или “женской сущности” (например, измена мужа). Важно говорить об исходном состоянии, нередко провоцирующем те поражения, от которых страдают обратившиеся за помощью. (6)

Танцевально-двигательная терапия

Клиенту, который уже готов к использованию движения, вы можете предложить начать с любой позы, с которой он пожелает. Предложите делать это с закрытыми глазами, чтобы телесный импульс подсказал ему, как двигаться. Чтобы достичь инсайта, можно добавить к движению звуки или слова.

    Приведу один пример из клиентоцентрированной двигательной терапии, в котором сорокалетний мужчина, с которым я работала на протяжении года, был соавтором терапевтического процесса с использованием движения. Это позволило ему испытать его эмоциональные состояния на кинестетическом уровне, высвободить эти эмоции и обнаружить новые аспекты самого себя.

    Этот мужчина работал в компьютерной сфере. Его ценности и надежды были связаны с окружающей средой и ее экологическим обновлением, с миром, в котором существует разумная экономика, – таким миром, где ресурсы ценятся, а не расточаются впустую. Он был склонен сдерживать себя, не исследуя полностью возможности, предоставляемые ему жизнью. Он был полон страха, грусти, желания принадлежности и общности, в то время как сам выстраивал (неосознанно и ненарочно) свою жизнь так, чтобы оставаться в изоляции.

    Сидя у меня в кабинете, он описывает свое внутреннее противоречие. С одной стороны, он говорит о «себе» как о том, кто должен быть в офисе с компьютерами, а с другой – о том «себе», который хочет «быть в потоке» жизни и наблюдать за ее изменениями. Это противоречие можно было бы исследовать с помощью визуальных искусств, используя цвет, глину или коллаж, или посредством движения. Я предложила перейти в студию, непосредственно прилегавшую к кабинету. Ему знакома эта комната с материалами для занятий искусствами, но он привык использовать в работе движение. Я спрашиваю его, хочет ли он начать работу с материалами для визуальных искусств или желает двигаться.

    «Давайте подвигаемся», – отвечает он.

    Уловив его волнение, я предлагаю: «Давайте просто походим несколько минут, найдем свой ритм и путь. Обращайте внимание на свое дыхание, на его ритм, на ритм ваших шагов. Вам не нужно ничего менять, просто осознавайте это». Так мы провели несколько минут. Я ходила, чтобы раскрыть свои каналы энергии, настроиться на себя и быть чувствительной к его движению. Я не взаимодействовала с ним. В тот момент я лишь искала себя, пока он искал себя.

    «Представьте себя по дороге на работу. Как вы себя чувствуете?» Он шагает быстро, его руки и ноги напряжены.

    «Теперь представьте себя на работе. Какие движения изображают то, как вы себя чувствуете на работе?» Он незамедлительно обнаруживает кинестетический смысл себя на работе. Поскольку я чувствую, что он хочет углубиться в этот опыт самостоятельно, то решаю стать свидетелем, а не продолжать двигаться с ним вместе. Я сажусь на софу у стены рядом с большим таосским индейским барабаном и аккомпанирую его быстрым движениям.

    «Ничего, если я буду аккомпанировать вам на барабане, пока вы двигаетесь?» – спрашиваю я, чтобы понять, насколько мои действия поддерживают его, ведут ли они, направляют или мешают его процессу.

    Он кивает в знак явного подтверждения. Мужчина сухой, поджарый и слегка сутулится. Он ходит по кругу, хлопая в ладоши, снова и снова, напряженно, словно робот. Его ноги словно заставляют его двигаться торопливо. Заводной оловянный солдатик. Механические хлопки сопровождают столь же механическую поступь. Наконец он останавливается и приседает, чтобы остановить головокружение.

    «Неудивительно, что мне тошно, – объявляет он. – Моя жизнь вызывает у меня головокружение. Я все время хожу по кругу, что вызывает у меня головокружение. Я хочу, чтобы меня вырвало! Это вызывает у меня приступы тошноты!»

    Эти десять минут движения изнутри наружу позволили ему испытать в своем теле то, о чем он рассказывал на протяжении многих сессий. «Меня тошнит от того, как я проживаю свою жизнь».

    Потом он начинает двигаться спонтанно, с силой поднявшись с пола и приняв позу человека, испытывающего страх. «Когда я перестаю ходить кругами, меня наполняет страх. Мне на самом деле очень страшно». Похоже, это еще один инсайт. Он снова начинает ходить кругами. «Когда я двигаюсь так, страх уходит, но затем начинается головокружение». Он снова останавливается, экспериментируя с ощущениями, прислушиваясь к тому, что говорит ему его тело. «Когда уходит головокружение, я осознаю свой страх».

    У меня складывается впечатление, что его страх всеохватывающий, глобальный. Я жду, давая ему полностью прочувствовать этот страх и борясь с желанием спросить: «Чего вы боитесь?» Я начинаю понимать, что он не боится чего-то конкретного. Он напуган вообще или просто полон страха.

    Когда он заканчивает исследовать свой страх, я спрашиваю, не хочет ли он попытаться двинуться в направлении другого аспекта самого себя, к той своей части, которую описал как «плывущую вместе с течением реки».

    «Я бы хотел начать здесь, прямо на полу». Он знает, что в зоне его ответственности – создавать самостоятельно или вместе со мной элементы своего опыта исцеления, будь то необходимость забраться под одеяло, чтобы почувствовать себя защищенным, как в материнской утробе, или, как в этой ситуации, поймать ощущение, что находишься в потоке реки.

    Он начинает медленно подниматься с пола и выпрямляться, позволяя правой руке вести себя. Он начинает осторожно двигаться по комнате, то туда, то сюда. Мой мягкий барабанный ритм следует за его движениями. В конце концов, правая рука приводит его к картонной коробке, где я храню кассеты с музыкальными записями. «Можно я возьму одну из них?» – спрашивает он, и я утвердительно киваю в ответ.

    Он быстро берет кассету, долго не раздумывая о выборе. Его рука тянется к григорианским песнопениям. Когда они начинают звучать, он закрывает глаза, чтобы погрузиться в себя, какое-то время стоит совершенно неподвижно, сложив перед собой руки, словно для молитвы. Затем начинает ходить, медленно, методично, все еще молитвенно сложив руки.

    Я сохраняю мягкий ритм на своем барабане. Мужчина склоняется, становится на колени, потом прижимает свой лоб к ковру и вытягивает руки в стороны. Слушая музыку, он остается в этой позе еще примерно минут пять. Я сохраняю полное присутствие: свидетельствуя, чувствуя глубину его вовлеченности. Когда музыка смолкает, он тянется, чтобы выключить магнитофон, и только потом поднимает голову. Его глаза полны слез, а тело дрожит.

    Я подвигаюсь поближе и спрашиваю, могу ли я дотронуться до его спины. Он кивает с благодарностью. Чувствуя, что слезы словно застыли, я провожу рукой по его спине от поясницы к шее. Я чувствую, что это поможет ему излить свои слезы. Я понимаю, что мне сейчас не нужно его успокаивать. Мне нужно дать ему разрешение выплакаться.

    Сквозь слезы он говорит: «Я не знаю, о чем это».

    «Все в порядке, – отвечаю я. – Позвольте себе пережить этот глубокий опыт. Его смысл может прийти позже». (7)

Литература:

1. Сандра Ли Дэннис. Принятие даймона.

2. Стрифон-Каплан Уильямс. Работа со сновидениями.

3. Габриэлла Рот. В поисках экстаза.

4. Ханскарл Лёйнер. Кататимное переживание образов.

5. Копытин А.И. Арт-терапия. Хрестоматия.

6. Ермошин А. Вещи в теле.

7. Натали Роджерс. Творческая связь.